Александр Фирсов. Смысл жизни — в ее многообразии!

Дирижер, педагог, композитор, аранжировщик, художник, спортсмен... Многогранная личность!

Все тот же Фирсов

Встреча через сорок лет не может не взволновать человека. Ведь целых четыре десятилетия мы не виделись — это много, это очень много! Сколько событий пронеслось за это время в мире и в судьбе каждого из нас. Я уже не говорю о событиях, коренным образом изменивших мир и нашу жизнь!

Мы сидим в уютном кафе на берегу Средиземного моря, а точнее просто в Израиле, куда Александр Фирсов с женой Лилией приехали в очередной раз в гости к своей дочери. «Скажи, — обращается ко мне Лиля, — а вот если бы в городе вы встретились с Сашей, узнал бы его?». И мой ответ однозначен: «Да!». Только вот виски и брови у Александра побелели, а в остальном это тот же Фирсов, энергичный, задорный и улыбчивый, каким я его помнил по Одессе.

Сорок лет — это целая жизнь. Выросло поколение людей с новыми взглядами, привычками и с другим поведением, со всем тем, что иногда не совсем понятно нам. Кажется, что и мы настолько изменились, что не поймем уже друг друга, но... К концу нашей встречи я пользуюсь случаем и предлагаю Александру стать героем моего очерка. Ведь судьба его удивительно интересна, как в просто жизненном, так и в творческом плане. Сделаем интервью, я задам свои вопросы, но пусть и сам герой нам расскажет о себе, о своей карьере в творчестве, о семье и многом другом. Я знаю, что он человек многих талантов, добивался успеха во всем, к чему прикладывал руку, и был во многих ипостасях лучшим из лучших: в музыке, в спорте, в своем увлечении рисованием. Поэтому попрошу рассказывать без лишнего стеснения, оно ни к чему.

Его счастливой армейской и творческой судьбе можно позавидовать, хотя немало было в жизни невзгод — с самого детства... Представляю вам бывшего военного дирижера Александра Фирсова, прошедшего в армии путь от суворовца школы военно-музыкантских воспитанников в Москве, слушателя Военно-дирижерского факультета при Московской государственной консерватории, до дирижера военных оркестров в гарнизонах на Дальнем Востоке и на крайнем западе СССР. Начальника и художественного руководителя военных ансамблей песни и пляски в Афганистане и в Прибалтийском военном округе.

Готовясь к встрече

Вот, что я узнал, готовясь к встрече с Александром. Еще десять лет назад им был выпущен в Латвии сборник песен израильских композиторов в своей обработке для детского хора. Вот как об этом и о самом авторе сборника писали тамошние СМИ. «Хороший подарок 60-летию Государства Израиль сделал рижский композитор и дирижер Александр Фирсов. Он выпустил сборник песен под названием «Святая Земля» в переводах на русский язык Алексея Малахова. Прекрасно оформленное издание включает в себя не только слова и ноты самых популярных песен еврейского государства — «Иерушалаим шель заав», «Эрев шель шошаним», «Аль коль эле», «Аллилуйя», других, но и красочные фотографии Земли обетованной и два диска с записями этих песен.

Интересна биография автора сборника Александра Фирсова. Он родился в победном 1945 году, с 1967 по 1989 годы проходил службу в Советской Армии, как дирижер военных оркестров и ансамблей. В частности, был дирижером военного оркестра Биробиджанского гарнизона, затем служил в Одессе, в Афганистане, в Риге. Александр Михайлович — магистр педагогики, он автор около ста песен, свыше тысячи обработок, инструментовок, хоровых и оркестровых произведений.

В числе первых Александр Фирсов разработал и применил в Латвии на практике оригинальную программу по музыке для школ с русским языком обучения. В нее вошли многие нужные учебные пособия. Тепло отозвались о новом сборнике Александра Фирсова не только специалисты-педагоги и молодые исполнители, но также и кантор рижской синагоги Зеэв Шульман, автор и исполнитель Андрис Гринбергс.

Его школа. И его детство

Сегодня Александр Фирсов руководит в школе вокальными коллективами, хором «Мадригал», вокальными ансамблями «Виктория» и «Радуга». Рижская Пурвциемская средняя школа в 2015 году была признана членами жюри конкурса «Серебряный ключ Риги» самой музыкальной среди русских школ Латвии! И это не просто наименование, это официальное звание, полученное на прошедшем вокальном конкурсе «Серебряный ключ Риги». Еще 25 лет назад Александр Михайлович Фирсов создал здесь школьный хор, в котором в разное время было от 80 до 125 участников. Это самый большой детский хор среди русских школ в Латвии!

— Александр, в последние годы ты сделал много для воспитания подрастающего поколения, для школ, для детей, а каким было твое детство? — Мое начало начал — это детский дом. Я родился 10 июня 1945 года в Подмосковье. Когда мне и брату-близнецу исполнился год, мать-одиночка отдала нас в детдом. Увидел я ее только через 13 лет, в 1958 году, когда я уже учился в Московской военно-музыкальной школе. А второй раз мы виделись после моего окончания Военно-дирижерского факультета в июне 1967 года. Как вы понимаете, ни первая, ни вторая встреча ничем примечательны не были... Отца я вовсе не знал. Родители и не искали меня. Я был сиротой при живых папе и маме. Тетя моего друга решила, что это несправедливо и стала искать моих родителей. Она нашла отца, работающего шофером в аэропорту Домодедово, который не захотел меня увидеть, и мать, проживающую в поселке Реутово Московской области. Тетя убедила мою мать приехать ко мне в школу.

В то время за три месяца летних каникул всем воспитанникам школы давали денежную компенсацию вместо питания. Так как у меня родителей не было, я всегда все каникулы (единственный из ребят) проводил в школе. И вдруг, перед самыми каникулами, «нарисовалась» моя мать, которая решила меня взять на все лето к себе домой. Разумеется, ей, как и всем родителям воспитанников школы, за меня выдали 900 рублей компенсации вместо питания.

Пробыл я у матери не больше двух недель, после чего она решила, что я ей не нужен, у нее были дети от второго брака — дочь и сын, который постоянно где-то шлялся и исследовал помойки. Мать довезла меня до Серебряного бора, на то время это был конец Москвы. Со мной в школу она не поехала, сказав: дорогу ты знаешь, доберешься самостоятельно. Денег на дорогу не дала, 900 рублей за мое питание не вернула в школу, сказала, что меня и так прокормят. Так закончился мой первый и последний отпуск с родителями... Остальные два с лишним месяца каникул я провел, как всегда, один в школе. Довольно грустная история...

— Вот именно, грустная... Очень грустная. Мальчику бы впору озлобиться на весь свет от такого предательства родителей, замкнуться в себе, но ты, Саша, наоборот, насколько я тебя знаю, а знаю я тебя давно, — человек веселый и жизнерадостный, веселый, участливый, любишь детей — и своих, и чужих. Какой знаменитый детский хор в своей школе создал! Как так — ты пошел наперекор всем превратностям судьбы? Ты не поплыл по течению, в жизни твоей стало все наоборот!

— А это потому, что не зря ведь говорят: мир не без добрых людей, и всю свою жизнь я встречал именно таких людей, хороших. Добрые люди дали мне денег на дорогу и тогда. А начальник нашей военно-музыкальной школы сказал, чтобы я не волновался: буду питаться вместе с солдатами охраны школы.

Потом меня и брата перевели в другой детский дом. Был у нас даже пожар, да не один. Но отношение воспитателей к нам было очень хорошее, до сих пор помню свою воспитательницу Юлию Ивановну. В послевоенное время было трудно с продуктами, поэтому сахара нам к чаю давали очень мало. Воспитатели говорили нам, чтобы мы двести раз мешали чай в стакане, и он тогда будет сладким...

Мои пути с родным братом разошлись, связь с ним я окончательно потерял и больше никогда его не видел. Пробовал курить в детдоме, но не понравилось, да и нужно было искать окурки под платформой на станции. Конфет не видел буквально с детского дома до конца обучения в МВМШ. Правда, со мной иногда делились друзья. Когда стал я сам зарабатывать, конфетами объедался!

В 1955 году к нам в детдом пришел руководитель духового оркестра, и у нас появился свой оркестр! Я часто приходил на его репетиции, просто поприсутствовать, послушать, звучание инструментов мне очень нравилось. Но так как я был еще маленьким, меня не брали в этот оркестр.

Летом в 1956 году к нам в детдом приехал представитель Московской военно-музыкальной школы для набора. В то время в МВМШ брали в основном детей без родителей. Комиссии я, как сейчас помню, пел для определения слуха, Гимн Советского Союза, ничего другого, никаких песен я не знал. И без особых проблем попал туда.

С детских лет я любил подвижные игры, поэтому, когда поступил в военно-музыкальную школу, стал большим поклонником спорта. Я имел третий разряд по нескольким видам — по футболу, лыжам, бегу, гимнастике. Даже был чемпионом школы по бегу с барьерами на дистанции 60 метров. А в футбол играл буквально вплоть до своего 70-летнего юбилея, пока врачи не запретили.

Справка. Московское суворовское военно-музыкальное училище. 1-го августа 1937 года в Москве состоялось торжественное открытие Второй московской школы военно-музыкантских воспитанников Красной Армии. Именно с этой знаменательной даты ведет свою историю Московское военно-музыкальное училище имени генерал-лейтенанта В. М. Халилова. Первоначально школа комплектовалась из музыкально одаренных воспитанников детских домов в возрасте от 12 лет. Практически с самого начала существования школы, ее воспитанникам было оказано высокое доверие. С 1938 года рота барабанщиков школы ежегодно открывает парад Московского гарнизона на Красной площади, а фанфаристы принимают участие в сводном оркестре. Предметом особой гордости Московского военно-музыкального училища является творческая деятельность воспитанников.

Первый учитель на духовом инструменте

Итак, в августе 1956 года я поступил в Московскую военно-музыкальную школу (МВМШ). Моим специальным музыкальным инструментом стал кларнет, который, как и для всех ребят, был определен нам без нашего желания, для того чтобы можно было составить из нас полноценный духовой оркестр класса. Преподавателем был Евгений Михайлович Егоров, один из лучших преподавателей школы. Он был очень строг, но справедлив. Лучших кларнетистов в школе готовил именно он. Почти все его ученики на госэкзаменах получали только отличную оценку, среди таковых был и я. Мне Егоров давал сложные произведения: концерты Вебера, Медыня, Василенко, Габлера, другие. Профессиональным кларнетистам они хорошо знакомы. И позже это принесет свои плоды. Для лучших учеников Егорова в журнале были всего две оценки: двойка (если Евгений Михайлович был недоволен учеником) и пятерка. Среднего, как говорится, не дано. Двойку он всегда выводил жирную, да еще и округлял ее, тем самым подчеркивая свое непомерное недовольство.

Учился я в МВМШ до 1963 года. Так как у меня родителей не было, все каникулы на протяжении семи лет обучения я проводил в школе. Иногда меня приглашали родители некоторых моих друзей к себе домой в гости, за что я им безмерно был благодарен. Первый свой рубль я имел благодаря другу, который подарил мне его в один из праздников, а часы себе я купил только тогда, когда стал учиться на последнем курсе Военно-дирижерского факультета. Курить, как это делала половина моего класса, я не стал. «Стрелять» у кого-то и попрошайничать мне не хотелось. Понял, что это не для меня...

«У меня в школе было много друзей!»

В школе ежегодно проводились конкурсы на звание лучшего исполнителя класса на специальном инструменте. Первое место в классе из 32 человек все годы занимал Гена Корнилов, закончивший нашу школу и затем Военно-дирижерский факультет с Золотой медалью, впоследствии полковник, профессор, заслуженный деятель искусств России, начальник кафедры инструментовки, талантливый музыкант, отличный спортсмен и замечательный человек! Второе место в конкурсе всегда занимал я.

В школе почти все воспитанники активно занимались спортом. Моими любимыми видами спорта были футбол и хоккей. Хоть я и не был лучшим футболистом сборной класса и школы, но именно меня ребята всегда выбирали своим капитаном. У меня в школе было много друзей!

Я потихоньку стал самостоятельно заниматься рисованием, поэтому первыми рисунками стали портреты наших ребят, с кем я дружил. Также я много нарисовал портретов известных людей, среди которых были полководец Суворов, космонавт Комаров, маршал Буденный, Ленин, Гейне, Шевченко и другие. Также нарисовал начальника школы, своих преподавателей и офицеров-воспитателей. У нас в школе был сапожник дядя Коля. Я решил его нарисовать с натуры, но пририсовал ему погоны полковника. Портрет получился очень хорошим, достоверным, несмотря на погоны. Когда ребята к сапожнику приходили, то удивлялись что он, оказывается, был «полковником».

После всех экзаменов, я остался в школе для подготовки поступления на Военно-дирижерский факультет при Московской консерватории. Как всегда, свой последний отпуск проводил один в школе, поэтому для разнообразия в свободное время рисовал с натуры природу. В конце отпуска ко мне во время моего рисования нашей церкви, подошел мужчина, посмотрел мои рисунки и сказал: «Мальчик, ты не туда попал, тебе надо заниматься рисованием, твое призвание быть художником. Я предлагаю тебе поступить учиться в студию имени Грекова». М. Греков — известный художник-баталист, чьим именем названа студия военных художников. Мой профиль творчества был бы все тот же наш, военный. Но я ответил, что музыкой занимаюсь уже семь лет, я ее люблю, у меня неплохо получается, а рисование навсегда останется моим любимым увлечением.

Главная музыкальная учеба и не только она

В августе 1963 года я без особых проблем поступил на Военно-дирижерский факультет при Московской государственной консерватории. Преподавателем кларнета у меня стал Евгений Андреев, прекрасный специалист и прекрасный человек. На факультете, на специальном инструменте, слушатели занимаются только два года. Так как мне за время учебы в МВМШ Егоров дал большие знания, научил многому, я без труда уже мог играть любые оркестровые произведения. В связи с этим был назначен помощником солиста сводного факультетского оркестра, который выступал в Большом зале консерватории, в концерте, посвященном 100-летию образования Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского.

Я часто выступал на концертах и принимал участие в конкурсах факультета, поэтому меня освободили от сдачи экзамена по специальному инструменту и поставили оценку «отлично».

Впоследствии, став дирижером, я освоил и саксофон-альт. По дирижированию я попал в класс профессора, генерал-майора, заслуженного деятеля искусств Ивана Васильевича Петрова, бывшего начальника военно-оркестровой службы Советской Армии. В свое время, в военно-музыкальной школе, я учился с его сыном Виктором, который не окончил школу из-за... своего поведения и плохой успеваемости. Вот так бывает: у таких родителей такие дети...

Чтобы научить меня дирижерскому искусству, Иван Васильевич давал мне всегда довольно сложные произведения и упражнения по мануальной технике дирижирования. Для государственного экзамена по дирижированию он решил взять для меня первую часть сложной симфонии под названием «Ленин» Виссариона Шебалина. Ранее эту симфонию ни один духовой оркестр не исполнял. Дирижировали на госэкзамене все только наизусть. Чтобы продирижировать эту симфонию, надо было мне для «банды» (дополнительная группа инструментов) дирижировать левой рукой на три четверти, а всему оркестру — правой, на четыре четверти. Дирижер оркестра Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского, когда репетировал мое произведение без меня, не мог справиться с этим и сказал профессору, что надо попроще как-то сделать, на что ему Иван Васильевич ответил, мол, не можете и не надо. Придет мой ученик Фирсов и продирижирует. Вот так и сказал!

На госэкзамене по дирижированию я это сделал и получил «отлично» среди десяти выступавших из тридцати однокурсников. Не хочу хвастаться, но был такой факт!

По инструментовке я попал к капитану Евгению Сергеевичу Аксенову, молодому талантливому педагогу, которому я тоже многим обязан. Благодаря ему, я научился делать прилично инструментовки на любой оркестр, делать хоровые обработки. Впоследствии Евгений Сергеевич стал полковником начальником Военно-дирижерского факультета.

Инструментовку для эстрадного оркестра у нас преподавал замечательный педагог, профессионал своего дела Даниил Абрамович Браславский. Он был руководителем факультетского джаз-оркестра, для которого я делал художественное оформление, поэтому он меня называл всегда «наш джазовый художник», и не иначе.

Рисование на факультете я не бросил, и за время обучения сделал довольно много портретов педагогов, офицеров, друзей, среди которых были наши преподаватели: Д. Браславский, Х. Хаханян, Е. Аксенов, И. Петров, Ф. Бондаренко, Б. Диев, Б. Коростелев, Д. Девдарьяни. В это же время я нарисовал первых четырех космонавтов — Юрия Гагарина, Германа Титова, Андриана Николаева и Павла Поповича. Мне они прислали свое совместное фото с автографами.

Так как я был страстным поклонником армейской хоккейной команды ЦСКА, то нарисовал почти всю эту хоккейную команду с тренером А. Тарасовым. Анатолию Фирсову сделал четыре портрета, один из которых цветными карандашами. Он целый месяц висел в кабинете, где преподавал тубу В. Лебедев, тоже яростный болельщик спортивного военного клуба. Я не мог сразу подарить потрет Фирсову, поэтому он висел над фортепиано месяц в кабинете. Хоккеисты меня называли своим военным художником, и я не один раз сидел рядом с ними на скамейке! Есть, что вспомнить! Мне они подарили несколько клюшек с автографами сборной СССР. Люди тогда были доступнее и проще. Сейчас такое было бы невозможно.

Так как меня знали хоккеисты и тренер, мне было нетрудно пригласить известных хоккеистов сборной СССР Анатолия Фирсова и Виктора Кузькина к нам на факультет, это была незабываемая встреча!

Как и в военно-музыкальной школе, я активно занимался на факультете спортом. Был капитаном хоккейной и футбольной команд курса и факультета. Занимался активно и гимнастикой. Был чемпионом факультета по подъему переворотом. Правда, потом у меня три дня болел пресс. На факультете мне пришлось посидеть и на гауптвахте за то, что боролся за справедливость.

У нас на первом курсе старшиной был назначен сверхсрочник — тупой, ограниченный, да к тому же еще и выпивоха. Однажды он стал необоснованно придираться к нам, ну, я ему и высказал в глаза все, что о нем думаю. За это он мне объявлял по одному наряду, которых набралось аж 14! Меня вызвали к начальнику факультета, хотели отчислить, но благодаря нашему начальнику курса майору Вострякову, я остался учиться. Он сказал начальнику факультета, что я без родителей, что учусь отлично и мне достаточно гауптвахты для того, чтобы я осознал свой проступок.

Военно-дирижерский факультет я окончил в 1967 году. За отличную сдачу четырех государственных экзаменов получил денежную премию 100 рублей. Их я истратил в кафе «Юность» с кадетами, моими друзьями, среди которых был и Валерий Халилов, будущий генерал-лейтенант, начальник военно-оркестровой службы российской армии, имя которого носит теперь наша военная музыкальная школа, после его трагической гибели.

После окончания факультета, снова «нарисовались» моя мать с сестрой. Я спросил мать, где же она раньше была, когда я нуждался в родителях? Разговор у нас не получился...

Так завершилась моя музыкантская учеба и началась трудовая и творческая жизнь. Я окончил факультет с хорошими показателями, но так как у меня не было родителей, которые могли бы замолвить за меня словечко, чтобы я попал служить поближе, меня послали поднимать искусство на Дальний Восток, в танковый полк, который формировался из недисциплинированных солдат других войсковых частей. В фильме «В бой идут одни старики» была музыкальная эскадрилья «поющая», а эту часть называли все в округе пьющей, ввиду того, что в ней пили почти все.

В 1969 году нарастало противостояние на советско-китайской границе, надвигались известные события на острове Даманском, и полк постепенно начал приходить в чувство. К концу моей службы в далекой Березовке Амурской области, благодаря моему хорошему отношению к музыкантам, в полковом оркестре было уже восемь сверхсрочнослужащих. Оркестр стал постепенно подниматься. В танковом полку я прослужил три года, где сумел себя показать с хорошей стороны, поэтому меня перевели для дальнейшей службы в дивизионный оркестр в город Биробиджан Еврейской автономной области.

«Любовь к джазу привил мне Браславский»

Любовь к джазу мне привил Даниил Абрамович Браславский, один из преподавателей нашего Военно-дирижерского факультета, его я упоминал выше. По его учебнику мы учились джазу. И сейчас, когда прошло столько лет, этот учебник у меня под рукой. Можно сказать, настольная книга.

Знания, полученные от этого учителя, помогали мне на каждом шагу в моей творческой жизни. И тогда, когда я был дирижером оркестров Дальневосточного и Одесского военных округов, и когда был начальником ансамбля песни и пляски в Афганистане, а затем Прибалтийского военного округа в 1983–1989 годах.

После выхода на пенсию я стал работать в школе с русским языком обучения в столице Латвии Риге. Кроме организации большинства концертов в школе, уже 20 лет приглашаю для выступлений перед учениками лучший в стране елгавский биг-бенд под управлением Райтиса Ашманиса. От Браславского любовь к джазу досталась мне на всю жизнь, которую я прививаю нынешнему молодому поколению.

Как-то, узнав, что я неплохо рисую, Браславский попросил меня оформить деревянные пюпитры под ноты, чтобы они выглядели более эстетично и музыкально. Ну как я мог отказать такому уважаемому человеку и музыканту! Когда моя работа была закончена, я пригласил Даниила Абрамовича оценить «творение». Браславский меня очень благодарил. Но это еще не все. У меня был для него неожиданный сюрприз. Я нарисовал портрет моего маэстро, чем его очень растрогал. Гениальный человек, настоящий профи! Все его очень любили.

Биробиджан и то личное, что с ним связанно

Город и люди мне сразу очень понравились. Мне было комфортно там служить. В Биробиджане я активно стал заниматься организацией и руководством художественной самодеятельности не только в своей воинской части, но и в гарнизонном Доме офицеров, в трех средних школах города, на двух фабриках, в милиции. На смотрах хоров города мои коллективы всегда занимали только первые места. В этом городе у меня появились первые мои песни: «Мой класс выпускной», «Я мир утвердил навсегда!», «Город, ставший судьбой» на стихи местного поэта Леонида Школьника (ныне проживающего в Иерусалиме) и хабаровского поэта Аркадия Федотова, первым написавшего самый удачный текст на музыку марша В.Агапкина «Прощание славянки».

Особенно мне памятен тот период творчества в городе, когда я руководил хором и вокальным ансамблем 2-й Биробиджанской средней школы. Дети были талантливыми. Многие из них сейчас живут в Израиле. Когда я с женой бываю в Израиле, мы по традиции всегда встречаемся. Мой детский хор там все года занимал первое место среди других школ.

В городе у меня была и агитбригада, в которой в качестве ведущей активное участие принимала моя будущая жена Лиля. Кто бы мог подумать, не пройдет и нескольких лет, и она приедет в Одессу, чтобы расписаться со мной!

С Лилей, будущей женой, я познакомился ближе, когда она собиралась поехать во Всесоюзный Международный пионерской лагерь «Артек», ее туда отправили как отличницу. А я в «Артеке» побывал еще в 1958 году. Я попросил Лилю передать от меня привет музыкантам-кадетам, моим друзьям, среди которых был и будущий Главный дирижер российской армии генерал Валерий Халилов, трагически погибший с ансамблем песни и пляски Александрова. Я уже говорил, что его имя носит теперь суворовское военно-музыкальное училище.

«Таких людей я больше нигде не встречал»

Мой военный коллектив на смотре духовых оркестров Дальневосточного военного округа в 1972 году из ста коллективов занял почетное третье место.

Я всегда с теплотой вспоминаю мои молодые годы в Биробиджане, службу и свое творчество, потому что был знаком и общался с замечательными особыми людьми — дальневосточниками, народом, которого больше нигде не встречал. По традиции также активно занимался в этом городе спортом. Входил в сборную по хоккею города и воинской части. Мне даже предлагали быть тренером городской хоккейной команды. Но я, разумеется, отказался, надо же совесть иметь, не все же один «я».

У меня были тесные связи с городским отделом культуры, с местными деятелями культуры, с журналистами. Не бросал и свое любимое занятие — рисование, оставив на память свои работы друзьям и ученикам.

Когда Лиля вернулась из «Артека», я уже знал, что направляюсь к новому месту службы — в Одессу, и то ли в шутку, то ли всерьез спросил ее, приедет ли она ко мне, и она уверенно ответила, что приедет. А ведь она тогда только закончила седьмой класс!

В 1973 году в декабре я уехал в Одессу, и все время переписывался с Лилей, до тех пор, пока она после первого курса, двадцатилетней, не приехала по моему приглашению.

Одесса, наш город родной!

Часто вспоминаю этот чудесный солнечный город, в котором мне посчастливилось работать и творить. Так и хочется запеть: «Ты в сердце моем, ты всюду со мной, Одесса, мой город родной!»

— И здесь, Саша, мы познакомились с тобой...

Да, совершенно верно! Счастливая была встреча! И этот твой сегодняшний очерк обо мне через столько лет — логичное ее продолжение!

Осенью 1973 года я был переведен из Дальневосточного военного округа для дальнейшей службы в Одесский военный округ. Меня назначили военным дирижером оркестра в 25-ю Чапаевскую дивизию, который считался одним из лучших в округе.

В коллективе было много сверхсрочнослужащих, но воспитанников было всего пятеро. Я решил этим заняться, расширить воспитательные рамки, и в конце службы в Одессе у меня юных музыкантов было около двадцати, хотя по штату положено было иметь всего десять. Мальчишек я набирал из деревень, из малообеспеченных семей. По утверждению начальника военно-оркестровой службы Вооруженных Сил СССР генерал-майора Михайлова, у меня в этом вопросе был самый лучший показатель в Советской Армии! Я заставил своих воспитанников систематически посещать вечернюю школу, чего раньше они не делали. Школу все они успешно закончили, благодаря моему постоянному контролю.

Мне удалось ежегодно, пока я служил в оркестре округа, проводить конкурсы среди воспитанников и солдат на лучшего исполнителя на музыкальном инструменте, а затем и устраивать конкурс среди сверхсрочников, с тем, чтобы они повышали свой профессиональный уровень. На эти конкурсы я всегда приглашал в качестве членов жюри лучших музыкантов Одессы, среди которых, если помнишь, был и ты Борис, — на то время солист оркестра Высшего военного командного инженерного училища ПВО страны, — а также и Марк Штейнберг, известный одесский музыкант и композитор, ныне проживающие в Израиле. Читал твой очерк о нем! Сохранившиеся у меня фотографии с этих конкурсов напоминают мне о том замечательном времени.

Для конкурсов я делал всему коллективу инструментовки, ведь каждый музыкант должен был играть свои пьесы с оркестром. С коллективом я сразу нашел контакт, хотя были и моменты, когда на мои требования музыканты реагировали болезненно. Я хотел, чтобы все в оркестре относились к своей профессии серьезно, чтобы повышали свое исполнительское мастерство.

В это же время я активно вел художественную самодеятельность не только в своей войсковой части, как когда-то в Биробиджане, но и в школах. До сих пор помню их номера: это были школы 62, 8, 60, 55. Также и в двух институтах, на канатном заводе, в Доме моряков, в клубе работников торговли, где, снова важное «кстати», начинали когда-то известные эстрадные артисты Карцев и Ильченко.

Мое вокальное трио клуба было удостоено золотой медали в конкурсе вокалистов Украины, а вокальные ансамбли 62-й и 8-й школ завоевали первое место в городе среди школьников. Как видишь любовь к песенному жанру у меня шла параллельно духовой музыке и многим другим вещам в жизни.

— Я это давно заметил. И именно поэтому в очерке о тебе красной нитью проходит тема «с песней по жизни!». Знаю, что в свободное время в Одессе ты снова занимался любимым спортом, как и прежде в Биробиджане, играл со своими ребятами в футбол. Ваша футбольная команда всегда громила с большим счетом все другие команды военных оркестров гарнизона! Но вернемся к профессиональной песне.

— Во время службы в Одессе я познакомился с местным поэтом Всеволодом Верником, на стихи которого написал первую свою песню об Одессе «Моя Одесса». Чуть позднее написал на стихи Аркадия Федотова две песни — «Город-чайка» и «Кто не бывал в Одессе», их я потом с успехом исполнял в ансамблях песни и пляски в Афганистане и затем в Риге.

Также не бросал рисовать. Для оформления своей оркестровой студии сделал десять портретов известных композиторов. Очень удачно у меня получился нарисованный акварелью портрет Гагарина, который я по наивности подарил одному полковнику, а он, как мне стало известно, вместо космонавта вставил в рамку портрет жены, уж очень рамка была красивой! Жаль, что не оценил подвиг Гагарина и мое творчество человек... А портрет был очень удачный!

— Нас связывает с тобой, Саша, не только наш любимый город-чайка Одесса, но и один любимый дирижер — Иосиф Манжух!

Замечательный музыкант и человек Иосиф Манжух

— Саша, задержимся еще немного на Дальнем Востоке. В моей музыкально-публицистской деятельности ты второй из военных дирижеров, кто «переквалифицировался» в руководителя военного ансамбля песни и пляски. Первый был мой дирижер по воспитонской службе в Вильнюсе заслуженный артист Литвы Иосиф Моисеевич Манжух. Вот и скажи, что в жизни нет случайностей и мистических совпадений! Вспомни свои впечатления об этом человеке.

— Иосифа Моисеевича Манжуха я знал очень хорошо. Не один раз с ним встречался, когда он с ансамблем песни и пляски приезжал к нам в Биробиджан. Это был замечательный музыкант и человек, который поднял уровень коллектива до высокого исполнительства. Говорю это как музыкант, который смог воочию в этом убедиться. Кстати, был я с женой и в гостях у Иосифа Моисеевича. Много и с интересом он мне рассказывал о своей творческой жизни. О Литве, которую любил, прослужив там много лет, о планах на будущее. Кстати, от него я узнал, в каком состоянии он принял коллектив ансамбля, и какие были его первые шаги по исправлению ситуации. Если вкратце: музыканты выпивали, репертуар годами не менялся. Много сверхсрочников и вольнонаемных жили на съемных квартирах в невыносимых условиях и далеко от воинской части, где располагался ансамбль.

Первым делом, уже через несколько дней после начала своей службы в качестве дирижера ансамбля, он направился на прием к начальнику политуправления округа и все «выложил на стол», все недостатки, с которыми пришлось столкнуться и которые придется исправлять.

«Так я все это знаю», — парировал генерал. «Вот для того мы и поменяли руководителя, чтобы навести порядок. Что ты, Манжух, предлагаешь?». В комнате повисла тревожная тишина... «Товарищ генерал, предлагаю начать с того, что обеспечить квартирами особо нуждающихся артистов ансамбля, которые давно ждут своего жилья. Если нет, прошу меня перевести в другое воинское подразделение!»

Это был смелый и мужественный шаг дирижера, который только заступил на свою новую, неплохую, кстати, должность. Ведь ему могли сказать, что квартир нет, и он может быть свободен от должности, если ставит такое условие. Но вскоре музыканты получили квартиры! Командование пошло навстречу авторитету Манжуха! В коллективе это поняли, сразу стали уважать своего нового дирижера, вот тогда и началось его «восхождение».

Известие о том, что на ансамбль выделили целых восемь квартир, было воспринято в коллективе, как будто произошел атомный взрыв! Манжуха стали слушаться беспрекословно. До сих пор артисты ансамбля, служившие с ним, вспоминают его добрым словом, с благодарностью.

— Александр, твое это «кстати» тянет на маленький рассказ: Манжух был такой необыкновенный человек, что о нем рассказывать и рассказывать, едва придется к слову в разговоре что-нибудь «кстати», о нем. Я очень благодарен тебе за это небольшое, но такое нужное воспоминание о моем дирижере. Иосиф Моисеевич дорог мне как учитель и педагог. А с годами он стал мне родным человеком. Несколько лет тому назад я его посетил в Вашингтоне, где он жил. Была такая радостная встреча! Не так давно в почтенном возрасте он ушел от нас... Светлая ему память!

Свадебная интрига — начало династии

— Для своих солдат и воспитанников я организовывал в Одессе вечера с девчонками из моих вокальных ансамблей разных школ. На одном из них в декабре в 1976 года ко мне из Хабаровска прилетела моя Лиля. И в феврале следующего года мы расписались. Она сразу улетела, чтобы заканчивать свою учебу в хабаровском пединституте. Ее родители не знали, что она ко мне прилетала два раза, и были очень удивлены, узнав, кто у нее муж. В 1977 году в октябре у нас родилась дочь Марина.

...Сегодня наш внук Леон учится играть на тромбоне. У него замечательный педагог выпускник Российской академии музыки имени Гнесиных Алекс Чечельницкий, ученик профессора Виктора Баташова, известного в России педагога и исполнителя, вот и вырисовывается уже у меня династия. При нашей встрече как-то, Баташов сказал мне, что у меня растет достойная смена!

Первое выступление на конкурсе в Одессе

Первое мое выступление на конкурсе в Одесском округе состоялось в 1975 году. Оркестр занял тогда третье место, в 1977 — уже второе. А первое место на этих конкурсах всегда занимал ваш оркестр, Борис, которым руководил Александр Яковлевич Салик, ты не раз писал о нем. Коллектив у вас был классный!

Третий раз выступить в окружном конкурсе нам помешала анонимка, в которой была откровенная ложь. Все наши конкуренты отлично знали, что мы будем бороться за первое место, так как наш оркестр играл на высоком профессиональном уровне сложные произведения. Но анонимкам тогда давали ход, и из-за этой анонимки меня перевели в ракетную часть, находящуюся в Березино Одесской области.

Так я расстался с Одессой, но не могу не вспомнить моих музыкантов-одесситов, которые мне были и остаются близки: Анатолий Крашунский, Михаил Брейтман, Георге Мустя — ныне народный артист Молдавии, Сергей Грунт, Игорь Теплов, Володя Волынец, Алик Розенберг, Николай Блажков, Анатолий Шелковенко. Хочу с теплотой вспомнить роль старшины оркестра Игоря Теплова: теплый человек с теплой фамилией! Сейчас он живет в Израиле. На протяжении всей моей службы в Одессе был он мне опорой и многому научил меня. Моя семья многим ему обязана.

Мы не только замечательно вместе играли на музыкальных инструментах и выступали на сцене, а как мы играли футбол! Не помню, в каком году, но и с вашим оркестром, Борис, мы сразились как-то и выиграли с большим счетом. Помнишь?

— Да, я отлично помню этот матч. Год был, кажется, 1977-й. Уточним для читателя. Соперниками команды оркестра дивизии (дирижер Фирсов) был оркестр Высшего военно-командного училища ПВО страны, где я служил в то время. Сам я тоже подключился к игре во втором тайме, но в физическом плане, мы были гораздо слабее «фирсовцев». Наш дирижер Салик после игры в сердцах сказал нам: «Лажуки!». Он во всем и всегда хотел быть первым.

— В 2012 году мы с Лилей посетили Одессу. Походили по знакомым местам, впечатлялись до слез. Увы, многих из друзей уже нет в живых, многие уехали за границу. Мы очутились в той Одессе, которую не забывали и о которой так тепло вспоминали все эти годы. Но без моих друзей это уже был другой город...

А в Березино приняли меня хорошо, и я там прослужил два года. Мои командиры сказали при расставании, что очень сожалеют о том, что от них уходит талантливый дирижер и порядочный человек. Сказали, что они не верили грязной анонимке и что им повезло со мной.

Когда я переехал в Березино на новое место службы, я сумел подготовить прилично свой оркестр к конкурсу военных оркестров округа 1981 года. Мы играли к тому времени увертюру «Эгмонт» Бетховена и другие серьезные произведения, но к нам в оркестр из комиссии никто не приехал... За два года службы в новой части я подготовил художественную самодеятельность, которая была одной из лучших в округе, получил восемь грамот от Командующего округа.

В октябре 1981 года мне поступило предложение служить в Афганистане. Я не стал отказываться.

Музыкальный слух и желание играть — в нашем деле главное

В Афганистан я прилетел служить 25 ноября 1981 года, и 25 ноября в 1983 году покинул его: два года день в день!

В начальный период пребывания советских войск в Афганистане никто и не помышлял о том, чтобы устраивать какие-то концертные мероприятия для военнослужащих. Думали, что эта военная операции не затянется надолго. Войска жили в палатках. Тогда было не до концертов — в большинстве афганских провинций начали разворачиваться интенсивные боевые действия. Но по мере затягивания наших войск в эти события, в политуправлении Туркестанского военного округа всерьез взялись за организацию художественно-концертной деятельности.

Служить направили меня в боевую 70-ю бригаду, находящуюся в 30 километрах от Кандагара. В бригаде не было оркестра, как такового, поэтому я собирал музыкантов по всей части. Мне очень повезло с начальником штаба, он, как и я, был кадетом когда-то, только, разумеется, не музыкантом. Ему очень нравился марш С. Чернецкого «Вступление Красной Армии в Будапешт». И он спросил меня, смогу ли я к февралю сыграть этот марш, на что я ответил, что, если мне дадут возможность первым выбирать солдат для оркестра, то да. Начштаба сказал, что это не проблема, поэтому я самый первый набирал себе из вновь прибывших солдат людей для оркестра. Конечно, некоторые почти не умели играть, но имели слух и желание, а это главное!

Для укрепления духа и постоянной физической формы я с солдатами рано утром, в 5.30, играл вместо зарядки в футбол. Кто не хотел, тот стоял дневальным. За короткое время (за декабрь) мои музыканты построили себе отличную баню, в которую любил ходить даже начальник штаба бригады, оркестровую студию мы сделали из досок ящиков от реактивных снарядов, где висели нарисованные мною портреты выдающихся композиторов. Также ребята построили свою столовую и умывальник. Всего этого не было в оркестре!

Я «привел солдат в чувство», как тогда говорили в армии. У меня не было «стариков», я им говорил, что в оркестре только я один «старик», а вы все молодые и не может быть никак иначе. Мы на войне, здесь один не может прикрываться другим!

Все праздники я проводил и отмечал со своими музыкантами. У меня был хороший контакт с начальником хозяйственного взвода, поэтому он привозил воду мне для нашего умывальника первым, а потом уж командиру части и другим. Во время боевых операций мой оркестр заступал в караул. За добросовестное несение службы командование нас хвалило. А это выше всяческих наград!

«Руководить ансамблем — для меня важнее ордена»

В один апрельский день меня вызвали в штаб бригады, когда мы были в карауле, и сказали, чтобы я собирался в Кабул: меня ждет генерал, начальник политотдела 40-й армии. Я не поверил, говорю: первое апреля уже прошло! Но все оказалось правдой.

В Кабуле меня назначили начальником — художественным руководителем ансамбля песни и пляски 40-й армии, и уже 1 мая я приступил к своим новым обязанностям. В моей бригаде отнеслись к моему новому назначению болезненно, не хотели отпускать, предлагали звание подполковника присвоить, дать орден, на что я ответил, что быть руководителем ансамбля я всегда мечтал, и, наконец, такая возможность представилась!

Проводили меня по-доброму и очень достойно. Было назначено общее построение, меня пригласили на трибуну, где вручили при всем личном составе грамоту и ценный подарок. Командир пожелал мне успехов. А я с трибуны смотрел, как в честь меня торжественным маршем проходят солдаты, офицеры, и, конечно, мой оркестр. Не каждому офицеру, тем более дирижеру, может быть оказана такая почетная честь.

За время моей службы в бригаде ни один солдат не погиб, не заболел гепатитом, что не было редкостью в Афганистане. Когда же меня сменил на посту дирижера оркестра бригады бывший начальник ансамбля 40-й армии, лейтенант (нас поменяли местами), то у него впоследствии заболело гепатитом 12 человек! И даже было одно самоубийство... Этому командиру было все равно, что происходит, оркестром он не занимался, ходил в оркестр редко, отсюда все проблемы и пошли.

Через год я опять побывал в своей боевой бригаде, но уже в качестве гостя. Три часа длился концерт моего ансамбля для личного состава бригады. Обычно наша программа не была такой долгой, но здесь я сделал исключение, ведь я приехал к своим, родным...

Итак, я начал свою новую профессиональную деятельность в новой для себя должности начальника — художественного руководителя ансамбля песни и пляски 40-й армии.

Дисциплины в ансамбле не было, как и до этого у нас в оркестре бригады — сплошная купля-продажа, пьянство, оркестрового репертуара не было. То, что ансамблисты пели, было на низком уровне. И только танцевальный коллектив был нормальным, потому что им руководил профессионал и большой любитель своего дела — все, всегда и везде от руководителя зависит, эта истина не нова. И вот как это важно, чтобы всем руководил любящий дело профессионал! Мне фактически пришлось все начинать с нуля.

Как и прежде в бригаде, мои подчиненные ансамбля, пытались продавать государственное имущество. Я им сказал, что если кто-то вздумает продать что-то, высчитаю из зарплаты, как это делал в оркестре кандагарской бригады, что несколько раз и сделал. На этом продажа имущества в ансамбле прекратилась.

Принимали везде на ура!

Я нашел на новом месте талантливых солдат из частей, заказал сценические костюмы и звуковую аппаратуру, обувь в Ташкенте. Так как зимой было холодно в помещении крепости Бала-Хисар, где мы размещались, мои подчиненные заделали все окна кирпичом и в одном месте вставили в проем печку-буржуйку. А летом, чтобы было не так жарко, мы достали десять кондиционеров, которые после моего отъезда из Афганистана были все... проданы при новом начальнике. При мне артисты бы не попытались такое сделать, это им дорого бы обошлось. Принцип сохранения госимущества, который был незыблем у меня в оркестре, я ввел и в ансамбле.

С солдатами мы построили баню, как и прежде в оркестре, теперь личный состав ежедневно мог хорошо попариться и помыться. Я ввел обязательное занятие спортом, у меня все играли в волейбол и футбол.

Летом 1982 года мы впервые вылетели с ансамблем на гастроли по всему Афганистану. Принимали нас везде солдаты на ура. Всем нравилась наша программа и профессиональный уровень артистов. Также выступали и перед афганцами. Наши выступления проходили в клубах, на полигонах, на открытых площадках, в кузовах автомобилей. Мы побывали в известных боевых частях: в Баграме, Пули-хумри, Кандагаре, Джелалабаде, Шинданте, Газни, — все эти названия можно сегодня в песнях услышать. Несколько раз чуть не погиб...

Много опасностей на войне...

Вот, например, случай. В первый день моего пребывания на земле Афганистана, ехал я с аэродрома. Перед самым носом нашей машины пролетел БТР. Хорошо, что водитель вовремя успел повернуть. Второй случай был, когда я поехал встречать своих артистов на аэродром Шинданта. У меня был выбор — сесть в машину с открытым кузовами или закрытым. Я сел в закрытый кузов. В машину с открытым кузовом въехал бензовоз. От этих двух машин мало что осталось, оба водителя погибли.

В третий раз, на вертолете с ансамблем мы летели вместо сорока минут над горами Афганистана, уже два часа сорок минут над... Пакистаном, потому что летчики перепутали ориентир и заблудились. Нам повезло, что у пакистанцев пока что не было «Стингеров», они появились чуть позже.

Однажды наш ансамбль ночью возвращался с концерта из советского посольства. На мое постоянное место в автобусе сел офицер посольства, мне пришлось пересесть. И именно в это место, где сел этот офицер, на всей скорости врезался БТР! У всего ансамбля было сотрясение мозга, в том числе и у меня.

Был случай, когда наш самолет, на котором мы летели в одну из частей, несколько раз не мог выпустить шасси, и только с шестой попытки летчику это удалось.

Много было опасностей на войне, немало и расхлябанности, но советские солдаты и офицеры искренне верили, что наше присутствие, наша интернациональная помощь, нужны Афганистану, поэтому помогали афганскому народу во всем. Когда 40-я армия уходила из Афганистана, все было оставлено афганцам безвозмездно. Прекрасные здания построенные солдатами, бани, клубы, столовые, бассейны, насосные станции, передвижные электростанции, классные аэродромы, да что там говорить...

Во время моих кратких командировок в Ташкент, ко мне прилетала жена. Мы тогда познакомились с талантливым молодым дирижером оркестра штаба Виктором Фурмановым. Знаю, Борис, что ты недавно написал очерк о нем. Это очень достойная кандидатура в герои твоих рассказов о музыкантах! Оркестр штаба меня поразил своим высоким профессионализмом, которому могли позавидовать многие штабные оркестры Вооруженных Сил СССР. И это была заслуга Виктора!

За время моего руководства ансамблем 40-й армии, 12 моих подчиненных по моему представлению были награждены медалью «За боевые заслуги», а я был удостоен ордена «За службу в Вооруженных Силах СССР» III степени. После меня ни один артист ансамбля и его руководители не были награждены за свою деятельность в Афганистане.

Рига, ансамбль песни и пляски

В свое время военный ансамбль в Риге был на хорошем уровне, но, когда его начальник уходил на пенсию в 1982 году (не по своей воле, его «ушли»), коллектив стал разваливаться на глазах. Разваливался, кстати, уже и Союз, время было непростое...

Целый год ансамбль существовал без руководителя! Да и когда руководитель был, но уже знал, что скоро уходит, его больше не волновало творчество, до своего увольнения он откровенно ничего не делал, даже редко приходил на службу.

Когда я знакомился с условиями труда ансамблистов, то был поражен, как они работали! В помещении, где репетировали артисты, не было ни душевой, ни туалета. Репетиционные комнаты не были оборудованы для хора, оркестра. Поэтому, кроме творческих проблем, я стал решать попутно и проблему совершенствования базы ансамбля. За это меня за глаза артисты называли «заслуженный строитель», на что я, конечно же, не обижался.

После двух лет напряженной работы по усовершенствованию нашей базы, я решил создать еще и музей ансамбля. Когда мы окончили все работы и появился наш музей, мне коллектив сказал спасибо. Мне это было важно, я убедился, что был на правильном пути.

Чтобы положительно решить кадровую проблему при нехватке артистов, я стал приглашать талантливых артистов из Одессы, из Венгрии, что дало нам возможность успешно выступать с концертами в Риге, в Юрмале, в городах Литвы и Эстонии. Разумеется, мы обязаны были часто выступать и в воинских частях, в военных учебных заведениях. Наш коллектив за год готовил пять-шесть концертных программ, при норме одна-две программы.

Мы часто принимали участие в правительственных концертах в Риге. В 1987 году оркестр нашего ансамбля аккомпанировал всем участникам концерта в Таллине в телевизионной программе «Когда поют солдаты», хотя на это претендовал и оркестр штаба. Но, послушав наш коллектив, московская комиссия отдала предпочтение нам. За успешное выступление на том мероприятии я получил именные часы от Командующего Прибалтийским военным округом. Часто нас снимало телевидение.

Со своими солдатами в командировках я, как всегда, занимался спортом, играл с ними в футбол, поэтому проблем, чем занять свободное время, у нас не возникало. Все были заняты делом.

Мне удалось «выбить» 12 квартир в Риге артистам ансамбля, а это было непросто, но я помнил опыт дирижера Манжуха! Старался повышать артистам зарплату за счет тарификации и переводя их в должности. Часто мне приходилось заменять руководителя хора, так как он болел. Я приобрел еще больше навыков в этом деле, что в дальнейшем мне помогало в работе с детским хором.

За время работы в ансамбле сделал свыше ста инструментовок для оркестра, свыше ста пятидесяти обработок для хора.

800 метров от Чернобыльской станции...

В июне 1986 года вместе с группой артистов я целый месяц находился в Чернобыле, где каждый день по два-три концерта наш небольшой коллектив из 16-ти человек давал военным ликвидаторам аварии на Чернобыльской АЭС. Мы побывали в каждом полку. Один раз был концерт в клубе Чернобыльской АЭС, находящемся всего в 800 метрах от станции!

Наш ансамбль среди других армейских коллективов считался одним из современных, передовых ансамблей того времени, потому что в нашей программе было много эстрадных песен, особенно песен Раймонда Паулса.

Летом в 1989 году мы полетели по творческому обмену в Закавказский военный округ, где выступали в столицах Грузии, Азербайджана и Армении, а также и в воинских частях. Везде мы слышали только восторженные отзывы. В Тбилиси, послушав наш коллектив, начальник пограничного ансамбля песни и пляски КГБ пригласил меня сделать программу в декабре. Я уходил на пенсию в сентябре того же года, поэтому согласился.

Приехав к ним вновь, я понял, почему у них нет худрука. Ансамбль был настолько слабым, что я был просто поражен! Трубач-срочник не знал, каким пальцем берется си бемоль первой октавы. Выше «до» второй октавы он не играл. Примерно такой же уровень был и у всего малочисленного оркестра. Хормейстера не имелось... Пришлось заниматься как с оркестром, так и с хором и его солистами. Единственное светлое пятно в этом ансамбле, был танцевальный коллектив, довольно хороший. Туда я не вторгался. Однако, при всех трудностях я с задачей успешно справился и даже получил 2500 рублей премиальных, по тем временам довольно приличная сумма!

После этой поездки в Закавказье, в 44 свои года, в сентябре в 1989-го я решил уволиться из армии...У меня с афганскими было 30 лет выслуги. Целый месяц я думал, куда пойти работать и случайно зашел в школу, которая находится рядом с домом. В этой школе мой военный ансамбль когда-то выступал, и ее директор еще тогда предложил мне, когда уйду на пенсию, прийти в школу на работу преподавать музыку. Что я и сделал.

Песни петь — это значит любить!

Я не случайно выбрал в качестве заголовка название одного из песенных сборников Александра Фирсова «Песни петь — это значит любить!», потому что хочу задать вопрос жене Александра Лилии (и подобное я делаю впервые в своих очерках): каково быть женой военного дирижера? Но вначале хочу отметить, что Александром издано семь авторских песенных сборников! Ниже мы их назовем.

Лилия педагог по образованию. Работает завучем в русскоязычной школе Риги. Она отвечает мне на мой вопрос, что офицерская жена — это вообще святая женщина, быть женой офицера, делить с ним все трудности службы — это призвание и подвиг, который дано совершить не каждой жене. От супруги офицера требуется много смелости (помните «Капитанскую дочку» Пушкина?), самообладания, любви, терпения и понимания. И, несмотря на все тяготы жизни, выпадающие на долю жены офицера, она разделяет непростую службу со своим мужем, как и все офицерские жены. «Я горжусь своим мужем!», — лаконично по-военному говорит Лиля.

Взявшись за новое дело

Работа с вокальными ансамблями и хором для меня не была новой. Такой опыт я получил еще в Биробиджане и Одессе, где руководил аналогичными детскими коллективами. А вот преподавание предмета музыки в Пурвциемской средней школе Риги для меня стало новым делом.

Так как учебников по музыке не было (в латышских школах что-то имелось, но такие учебники были только в начальных классах), мой директор предложил мне написать их «билингвально»: на русском и латышском языках. Так вышел мой первый учебник в 1995 году, это был учебник для пятого класса. В следующие годы я уже написал учебники для 6–9 классов, а позднее и для 1–4 классов. По ним училась почти половина русских школ Латвии.

Постепенно к этим учебникам я составил рабочие тетради и контрольные тесты, выпустил плакат с музыкальными инструментами симфонического оркестра, такое вот массовое наглядное пособие, придумал и написал сорок таблиц по теории музыки, выпустил диски для каждого класса для музыкальной викторины, на нем были записаны тридцать произведений классики, много было сделано и другого. Таким образом, я себе и коллегам-учителям музыки обеспечил интересную творческую работу по предмету.

Что касается хора, то сначала процесс шел трудновато, дети не проявляли особого желания петь в хоре. Но постепенно мне удалось их заинтересовать репертуаром и, конечно, отметками. Ни директор, ни я, никого никогда не загоняли их в хор, как в некоторых школах, все было сугубо добровольно. Двойки не ставил тем, кто не хотел петь в хоре. И где-то с 1991 года в школьном хоре пело уже около 80 детей, и численность их год от года только росла!

Вскоре мы уже успешно выступали с духовным репертуаром в соборах и церквях Латвии. Наш хор, как все года, в 1995 году участвовал в смотре хоров района, где получил первую категорию. В этом же году должен был состояться Праздник песни и танца школьной молодежи Латвии, поэтому директор нашей школы попросил меня принять участие в конкурсе школьных хоров для участия в нем. По результатам этого конкурса среди 360 детских хоров наш хор занял 80 место из 160 прошедших на этот Праздник песни.

Из русских школ попало всего семь хоров. Мои дети пели так классно, что обогнали латышские школьные хоры. Мы пели очень сложный репертуар: десять песен только на латышском языке, и с этой задачей отлично справились. В течение всех тридцати лет моей работы в школе, в нашем хоре пело около трех тысяч детей, из которых не менее двадцати стали талантливыми солистами.

Благодаря хору и его участникам, появились на свет мои 50 песен, стихи к которым написал заместитель директора, преподаватель русского языка и литературы Алексей Малахов. Среди этих песен были и две, посвященные Одессе (она все еще жила в моем сердце!): «Утесов в Одессе» и «Дети Одессы».

Наш хор единственный в Латвии среди детских хоров, который успешно исполняет также песни на идиш и иврите.

Каждый год у нас с Алексеем Малаховым выходили две-три песни. А в течение последних лет мною изданы такие сборники песен: «60 песен в обработке А. Фирсова», «Песни народов мира», (три тетради по 25 песен), «Святая Земля», (18 песен), «Ах, Одесса!», (50 песен), «Песни петь — это значит любить!», (авторский сборник, 63 песни). Также сборник «Песни Александра Фирсова на стихи Алексея Малахова», (50 песен).

— И здесь замыкается круг: ты всегда шел, Саша, по жизни с песней!

Вместо послесловия

Я рассказал об Александре Фирсове — музыканте, авторе песен, педагоге, художнике, спортсмене. И не случайно именно в таком ключе многогранности талантов человека. Ведь у самого Александра Михайловича есть девиз: «Смысл жизни — это ее многообразие». И еще: «Быть счастливым — это делать то, что ты любишь». Он счастливый человек!

• Книги, очерки, статьи